В этом году исполняется пять лет со дня, когда Всемирная организация здравоохранения объявила пандемию коронавируса. Это повлияло на жизни сотен миллионов людей во всем мире.
21 марта 2020 года власти Кыргызстана объявили в стране режим чрезвычайной ситуации. С тех пор, как COVID-19 вошел в нашу жизнь, она у многих разделилась на до и после.
Почти полтора года студенты и школьники учились в режиме онлайн. Уровень знаний значительно снизился, а эмоциональное состояние ухудшилось.Среди жителей страны нет ни одной семьи или просто знакомого, кто бы не рассказал о потере близкого человека, друга, родственника. Коронавирус оказался коварным и очень жестоким...
С августа 2020-го некоторые государства начали активно разрабатывать вакцины против COVID-19, а в декабре началась массовая вакцинация.
Редакция uzsushi.com собрала истории читателей, чтобы вспомнить, как мы проживали тяжелый и для многих трагичный период.
Нурис Алымбаев, журналист uzsushi.com:
— Во время карантина в пандемию я работал журналистом на одном из телеканалов. Криминальная сводка, рейды, задержания и прочая «чернуха». В тот момент комендатура ввела абсурдные, по-моему мнению, правила. По городу расставили блокпосты, передвигаться на авто или пешком могли только те, у кого были специальные пропуска от комендатуры. Просто так их получить было невозможно. Нужно было доказать, что тебе пропуск действительно нужен.
Многие тогда передвигались только по своему району из-за отсутствия пропуска. В один из вечеров мне позвонил давний товарищ, источник, активист и просто замечательный человек. Он поставлял мне информацию о происходящих в столице и не только преступлениях.— Брат, есть тема. Тебе же скучно дома сидеть?
— Говори, что у тебя?
— Один мужчина продает пропуска за 1 тысячу 500 сомов. От оригинала не отличить — сам проверял.
Получив номер этой «редиски», я позвонил ему с другого номера, сказал, что развожу лекарства на микроавтобусе и мне нужен пропуск. Он ответил, что может сделать справку с места работы и красный пропуск, который тогда открывал двери на всех блокпостах. Мы переписывались несколько дней — мужчина переносил встречи, игнорировал звонки и, наконец, согласился встретиться.
Поскольку эти пропуска в Бишкеке выдавали только в комендатуре, закралась мысль, что их сотрудник и промышляет продажей документа.
Один я провернуть это, казалось бы, легкое, но в то же время и опасное расследование, не мог.
22 апреля обратился к сотрудникам патрульной милиции — это экипаж, с которыми до пандемии я выезжал на рейды. Мы начали работать вместе и назначили этому мужчине встречу.
Хотели организовать встречу в Свердловском районе (я там жил), но он отказывался и просил приехать в 11-й микрорайон — в Октябрьский район. На встречу с ним в гражданской одежде пошел мой приятель из числа правоохранителей. На месте его встретил щуплый паренек, который достал папку. В ней были несколько справок с места работы на разных людей и пропуска. Я за всем наблюдал из салона авто и фиксировал их встречу на камеру. Тогда мой товарищ показал ему свое удостоверение и повел его под руку к своему напарнику.
В итоге продавца поддельными пропусками привезли в ГУВД и возбудили уголовное дело. В доме у него изъяли печать комендатуры, клише и пропуска. Мои источники тогда рассказали, что у мужчины, который продавал пропуска, какой-то родственник работал в комендатуре, который и помогал ему подзаработать во время карантина.
Тогда комендант Бишкека Алмаз Орозалиев каждый день выступал в прямом эфире по ТВ и интернету, где отчитывался перед народом.
24 апреля между сводом статистики скончавшихся от коронавируса и госпитализированных он выдал следующее: «Совместно с Нурисом Алымбаевым, журналистом одного из телеканалов, сотрудники милиции задержали гражданина. У него изъяли печать, клише и пропуска. Ведется следствие».
После мой телефон разрывался от сообщений и звонков от друзей и родственников. Кто-то меня поздравлял, кто-то просил быть начеку, потому что задержанный мог как-то отомстить мне. Но я не воспринял предостережение всерьез и продолжил делать свою работу.
Следующим героем моих материалов стал парень, который продавал из-под полы препарат «Клексан», которого практически не было ни в одной аптеке. Тогда я сработал вместе с сотрудниками Финпола, но это совсем другая история, за которую, к сожалению, никто из чиновников не понес наказания.
Андрей Самойленко, официант:
— Ковидный карантин был временем сюрреалистичным. Вся жизнь перевернулась с ног на голову, и распорядок дня полетел в тартарары. Я, студент-первокурсник, на тот момент живущий с мамой в одной квартире, быстро перешел на ночной режим. Днем спал, ночью бодрствовал. Мама сохраняла более-менее дневной график.
В итоге наши дни попросту перестали пересекаться. К тому моменту, как я просыпался, мама заканчивала свой день и уходила в свою комнату отдыхать. Когда она просыпалась, чтобы начать свой день, я только ложился спать.
И вот однажды, на седьмой день этого странного расхождения, я, бродя по квартире в поисках чего-нибудь перекусить среди ночи, вдруг осознал — я не видел маму целую неделю.
Не просто не общался, а именно не видел. Это прозвучало дико и абсурдно, словно мы жили в разных измерениях, а не в одной квартире.
Айзада Кутуева, журналист uzsushi.com:
— В 2020 году в разгар пандемии я была в положении. Можно представить себе страхи беременной женщины, которой предстояло рожать в мае. Нагнетала положение общая ситуация в стране, когда каждый день публиковалась статистика по смертности от этого страшного заболевания. По всему городу стояли блокпосты, было очень сложно передвигаться.
Чтобы ездить на прием к врачу, каждый раз приходилось выписывать справки о том, что я еду в медучреждение. При этом в клинике Асымбековой, где мне предстояло рожать, даже умудрялись делать бизнес на таких справках — по 100 сомов за каждую. В такие моменты думалось, что деньги можно делать на всем.
На блокпостах очень дотошно проверяли справки, сверяя точное время выезда из дома и время возвращения.
Если задерживался по времени справки хотя бы на полчаса, возникало много вопросов у постовых. Приходилось показывать свой уже не маленький живот.
К моменту родов, к середине мая, все роддомы перешли на усиленные меры безопасности. В итоге в момент схваток мужу даже не разрешили зайти в больницу. Увидеться с ребенком семья смогла только через три дня. Слава богу, я и ребенок были здоровы и счастливы.
Маргарита Монте, стилист:
— Вирус унес моего самого близкого человека — дедушку. Он казался таким сильным, непоколебимым, железным. Моя семья не ожидала, что такой крепкий мужчина сдастся такой глупой болезни. Его заразила медсестра в реабилитационном центре после операции на сердце. Только-только мы думали, что дедушке стало лучше, забрали из больницы, как его состояние резко ухудшилось.
В мой день рождения дедушка написал: «Желаю счастья!» Тогда я не знала, что он был в предкоматозном состоянии, и это последнее, что дедушка написал.
Я давно смирилась с потерей, но иногда думаю, как все было бы по-другому, если бы этого вируса не было. Но мир живет по закону Мерфи, и если что-то должно пойти не так, оно пойдет не так.
После ковида мне казалось, что я потеряла год жизни. Теперь в каждый свой день рождения я не могу понять, почему мне исполняется столько лет, я чувствую себя намного моложе, а потом вспоминаю, что целый год почти не жила, а просто сидела взаперти. Я очень рада, что это время закончилось, но до сих пор проживаю отголоски болезни, которые проявляются в ослабленном здоровье и воспоминаниях.
Бектур Осмонов, мобилограф:
— За окном был обычный весенний день, но в воздухе уже что-то тревожное. Бишкек жил своей жизнью — машины ехали по проспектам, люди спешили по делам, но это была лишь иллюзия нормальности. В тот день, как отметили с друзьями день рождения, город погружался в тишину.
Я тогда оканчивал Академию туризма. Еще недавно строил планы: работать в этой индустрии, встречать гостей, показывать им республику. Но с каждым днем новости становились все страшнее. Туризм рушился, рейсы отменялись, границы закрывались.
Мне казалось, что это конец, что профессия, которую я выбрал, больше никому не будет нужна. Страх сковывал и терзал меня, в голове был только один вопрос: «Что дальше?»
А дальше тишина. Город замер. Закрытые магазины, пустые улицы, редкие автомобили с тревожными водителями. Мы не знали, что делать, никто не знал. Все СМИ и люди вокруг говорили о вирусе, но сам он оставался чем-то невидимым, пока не пришел в мой дом.
В мае я заболел. Полностью пропали вкус и запах. Еда стала безразличной, будто жуешь воздух. Лежал неделю, не выходил из комнаты. Дни сливались воедино, а за стеной весь мир жил по новым правилам: маски, антисептики, дистанция. Это убивало человеческую суть, суть социального животного. Даже голоса по телефону звучали по-другому — напряженные, усталые. Больше всех беспокоился и скучал по друзьям, ведь столько месяцев не видеть их в то время было равносильно чувству смерти.
Когда, наконец, выздоровел, казалось, что жизнь разделилась на до и после. Мое отношение к миру изменилось, и пришлось меняться вместе с этим миром.Тот эпизод остался в памяти навсегда. День, когда все человечество поняло, что, несмотря на все прорывы в науке за десятилетия, мы по-прежнему ничтожно беззащитны перед лицом вирусов.
Нургуль Жолдошева, учитель:
— Когда мы узнали о первых случаях заражения в Китае, я была уверена, что до нас болезнь не доберется. Но это произошло. На работе меня отправили на удаленку. Я просидела дома почти год. Первые полгода, практически не выходя из дома, — только в магазин за продуктами и вынести мусор.
Жила я одна, поэтому людей особо не видела. Мои родные жили в Кара-Балте, и мы не виделись полгода, потому что общественный транспорт не ходил ни в Бишкеке, ни между городами.
Собственной машины у меня не было, поэтому дальше своего двора я почти не выходила.
Возможно, это и помогло мне избежать болезни — ни в первую, ни во вторую волну я не болела. В тот момент, конечно, было страшно, потому что я каждый день видела сводки Минздрава о числе погибших и ужасно боялась, что среди них могут быть мои друзья или родные. Сейчас это все почти забылось. Надеюсь, ничего подобного никогда больше не произойдет.